пятница, 19 марта 2010
Каждые две недели меня посещает моя сестра Френсис. К моему великому удивлению, она не отвернулась от меня, за что огромное ей «спасибо»! Я благодарна ей за то, что она приютила у себя Вирджинию. Но дочь не посещала меня. Не было ни одного дня, чтобы Джина пришла ко мне. Это было меня в самое сердце, угнетало. Но я понимала ее. В пятилетнем возрасте она осталась одна, лишенная материнской любви. Я не имею никакого права требовать от нее любви ко мне. Когда-нибудь она всё же поймет мой поступок.
Френсис дочь моей мачехи и родного отца. По профессии она художница. Френи очень одинока, не смотря на то, что вокруг нее всегда вьются ухажеры. Детей у Френсис никогда не было и не будет – бесплодие. Сейчас живет недалеко от Сити в маленькой квартирке.
Сегодня был день, когда Френи придет ко мне. Обычно это бывало поздним утром. Когда к моей палате приблизилось два санитара со смирительной рубашкой в руках, я поняла, что Френи уже ждет меня.
В комнате для встреч с посетителями как всегда стоял один стол и два стула, зато было четыре санитара, готовые наброситься на меня, если я буду бушевать. Но никогда я не стану бросаться на мою Френсис.
- Здравствуй, Линда, - сестра обняла меня, но я не смогла ответить тем же, так как на мне оставалась смирительная рубашка.
- Здравствуй, Френи, - я села на один из стульев. – Рассказывай, что у тебя нового.
- Ну, у меня все далеко не так интересно, как может показаться.
- Ты устроилась на работу? Ты говорила, что хочешь пойти в какую-то фирму.
- Да, я была на одном собеседовании, но…
- Но…
- Но им, видимо, важнее свои родственники, чем талантливые люди. Наверное, это прозвучит довольно самодовольно, но мои работы, которые я принесла к ним, были во много раз лучше других.
- Я ни сколько не сомневаюсь в твоем художественном таланте! Они настоящие идиоты, раз не взяли тебя. И чем же ты сейчас живешь?
- Я продаю свои картины на своем старом месте, где и всегда, но сейчас все мои счета оплачивает Вирджиния. Ты же помнишь, что она уже совершеннолетняя и полностью владеет своим огромным наследством. на еще продала ваш особняк, который все это время пустовал. Сейчас живет в своей квартире в Сити. Как я не пыталась ее убедить, что ей совсем необязательно оплачивать мои счета, она повторяла одно и то же из раза в раз: «Я уже достаточно взрослая, чтобы тратить деньги туда, куда мне заблагорассудится». Прямо как ты, помнишь?
- Да, - на моем лице появилась глупая улыбка. – Мне тогда было всего десять лет, а я заработала свой первый фунт. Его дала мне миссис Тинт, за то, что я помогла посадить в ее дворе маленькие кусты красных роз. Я еще помню, как хвастала перед тобой, а наш папа тогда отругал меня за это.
- Да! Было дело, - сказала она и наступила секундная пауза. – Вирджиния выходит замуж.
- Что?! – удивилась я. – Как? За кого?
- За мистера Хьюго Харриса, - Френи скривила лицо.
- Почему ты скорчилась? Он плохой? Пьяница? Наркоман? – задавала я вопросы.
- Нет. Он очень положительный. Но это в нем и отталкивает. Он отличный сын родителей, вся его семья юристы. Хьюго не исключение. Он и его младший брат адвокаты. Не давно окончили Кембридж. Богат и влиятелен в свои годы.
- Где же Джина с ним познакомилась? – удивленно спрашивала я.
- В Кембридже. Она училась тогда на первом курсе, а он на последнем. Ты представляешь, эти отношения она скрывала и от меня! А тут пришла и заявила такое, представляешь?!
- Я надеюсь, что она будет счастлива с мистером Харрисом, - сказала я, а потом глубоко вздохнула. – Как бы мне хотелось быть рядом с ней в самый ответственный момент в ее жизни. Как бы мне хотелось видеть, как она идет к алтарю, как она улыбается. Фотографии никогда не передадут того, что передает жизнь.
Френи загадочно улыбнулась.
- Знаешь, что сказал мне твой доктор?
- Чарльз? И что же сказал эта старая машина психотерапии? – если бы мои руки были свободны, я бы непременно скрестила их на груди.
- Он сказал, что ты идешь на поправку. Возможно, ты скоро выйдешь отсюда.
- Не может быть! – я не верила своим ушам. – А как на счет полиции? Что они говорят?
- Твой срок закончился в этом месяце, - Френи улыбнулась так, словно это ее должны были вот-вот выпустить отсюда после пятнадцатилетнего заключения.
- Значит, я окажусь по ту сторону этих стен? – слезы подступили, и голос дрожал. – Значит, я скоро увижу Вирджинию?
- На счет первого могу точно сказать «да»! А вот…
- Да, - поджала я губы. – Разве я могу рассчитывать на ее доброту и любовь, после того, что я совершила – убила ее отца и лишила матери. Я еще и тебе жизнь подпортила. Вместо того чтобы жить нормально, ты бегала по детским психологам вместе с Джиной.
- О чем ты говоришь?! – Френи наклонилась ко мне. – Джина для меня настоящий подарок! Она просто чудо!
Я улыбнулась. Приятно слышать о своей дочери такие добрые слова. Годы любви, которых я лишилась, из-за чего? Из-за всплеска эмоций, которые должна была сохранить в себе.
- Не переживай, - улыбнулась Френсис. – Все наладится, как только ты выйдешь отсюда. Первое время поживешь у меня, а потом мы подыщем тебе что-нибудь.
- А чем я буду жить? На прежнюю работу меня, естественно, не пустят. А больше я ничего не умею.
- Я же говорю, что-нибудь придумаем. Проблемы надо решать по мере их поступления, - Френи сказала свою любимую фразу. Она всегда жила одним днем и никогда не думала о будущем. Легкомысленная и беззаботная художница.
- Время кончилось! – строго сказал один из санитаров.
- Позвони, когда тебя выпустят, я сразу примчусь сюда и заберу тебя, хорошо? – сказала на прощание Френи.
- Конечно! Кроме тебя и Джины у меня никого нет, - сказала ей я, а санитары подняли меня со стула за плечи и уволокли в мою белоснежную темницу.
Когда с меня сняли смирительную рубашку в моей палате, я почувствовала, как руки затекли. Они начали пульсировать от поступающей крови в сосуды. Я присела на кровать. Значит, я скоро отсюда выйду. Готова поспорить, Френи не должна была мен об этом говорить. Такие вещи сообщает врач лично больному.
Как я и подумала, ровно через час с четвертью после ухода Френи пришел врач Чарльз. Мой бывший начальник, глава Бетлема. Время было безжалостно над ним. Уже седой, с глубокими морщинами на лбу и кучей мелких мимических в уголках глаз и возле рта, с керамическими зубами во рту. Он всем говорил, что это настоящие, но разве в шестьдесят лет у людей зубы сверкают идеальной белизной?
- Добрый день, Линда, - поздоровался он через прозрачную стену, разделяющую нас. Чарльз сел на стул, который поднесла медсестра, и достал из кармана маленький блокнотик. – Как твое самочувствие?
- Добрый, Чарльз, - я подошла ближе к преграде. – Извини, что я в таком виде, -указала на свой халат. – Не ожидала, что ты придешь, а то переоделась бы.
Чарльз рассмеялся кашляющим смехом.
- Раз ты шутишь, значит, хорошее настроение. Как ты поговорила с сестрой? Ваши отношения за столько лет не изменились. Ты этому рада? Что ты чувствуешь, когда она приходит к тебе?
- Я довольно мило поговорила с ней. Узнала, что моя дочь выходит замуж. Я за нее очень рада, но надеюсь, что она делает правильный выбор. Но меня огорчило то, что Френсис не взяли в одно дизайнерское агентство. Она так старается, а никто не видит этого кроме меня.
- Хорошо, а что ты думаешь на счет своей дочери Вирджинии? Она уже взрослая, но ни разу не пришла к тебе сюда. А ведь прошло уже пятнадцать лет, - Чарльз прищурил глаза.
- Вот именно, Чарльз! Она уже взрослая и сама вправе решать, что ей нужно в этой жизни. И будет сама исправлять ошибки, которые будет допускать. Джина у меня умница. Учится в Кембридже.
- А на кого она учится?
- На… - я замерла на следующих словах. – На психиатра.
- Не боишься, что она повторит твою судьбу?
Чарльз испытывает меня. Главное не поддаться!
- Нет, - сдержанно ответила я. – Думаю, она не повторит мою судьбу. Джина не такая как я, нет!
- Хм, - Чарльз поднял брови и записал у себя что-то в блокноте.
Я прошла его тест на самоконтроль. Выдержала его психологическую атаку.
- Думаю, что тебе пора выходить отсюда, - тихо сказал он.
- Что? – я изобразила удивление.
- Последние анализы и результаты тестов показали, что твое психическое состояние пришло в норму.
- Так значит, я скоро выйду? – я подошла ближе к стеклу.
- Да, - Чарльз встал со стула. – К завтрашнему дню я подготовлю все твои документы, и мы распрощаемся.
- Ты наверняка рад, что избавишься от такой пациентки как я?
- Возможно, но с тобой было очень интересно.
- В каком это смысле? – я сдвинула брови.
- Просто ты довольно часто «подтасовывала» результаты своими уловками. Мне нравилось читать тебя через закрытую обложку. Это как бы профессиональный интерес. Ты поймешь меня.
- Ах ты старый пройдоха, - я широко улыбнулась, а он вновь засмеялся кашляющим смехом. – Почему же ты не сдал меня, как честный гражданин?
- Потому, что ты хороший человек внутри. И то, что терпела столько лет издевательства мужа, не каждый сможет пережить и неделю. Тебя есть за что уважать, Линда. И за твой профессионализм. За пятнадцать лет не нашлось достойного кандидата на твое место.
- Спасибо, Чарльз.
- Но ты должна понять меня, Линда. Я не смогу тебя взять на работу после…
- О, конечно, я все прекрасно понимаю.
- Ну, что, завтра встретимся в моем кабинете?
- Да, - я кивнула. – Ты не мог бы связаться с моей сестрой? Пусть приедет завтра и привезет мне какую-нибудь одежду. Не думаю, что сейчас модно то, что носили пятнадцать лет назад.
- Не проблем, я позвоню ей. Она принесла мне на ленч такие вкусные пончики, - он похлопал себе по животу.
- Ты падок на жирную пищу, - пометила я.
- Всегда так было и будет. Ладно, мне пора к другим пациентам, у которых дела обстоят не так хорошо, как у тебя. До встречи.
- До встречи завтра, - я помахала ему рукой и вернулась к себе на кровать, а он ушел вперед по коридору.
Завтра я, наконец, покину это место. Завтра начнется новая жизнь. Я хочу, чтобы Джина простила меня. Хочу, чтобы она была рядом со мной. Хочу быть счастливой.
Френсис дочь моей мачехи и родного отца. По профессии она художница. Френи очень одинока, не смотря на то, что вокруг нее всегда вьются ухажеры. Детей у Френсис никогда не было и не будет – бесплодие. Сейчас живет недалеко от Сити в маленькой квартирке.
Сегодня был день, когда Френи придет ко мне. Обычно это бывало поздним утром. Когда к моей палате приблизилось два санитара со смирительной рубашкой в руках, я поняла, что Френи уже ждет меня.
В комнате для встреч с посетителями как всегда стоял один стол и два стула, зато было четыре санитара, готовые наброситься на меня, если я буду бушевать. Но никогда я не стану бросаться на мою Френсис.
- Здравствуй, Линда, - сестра обняла меня, но я не смогла ответить тем же, так как на мне оставалась смирительная рубашка.
- Здравствуй, Френи, - я села на один из стульев. – Рассказывай, что у тебя нового.
- Ну, у меня все далеко не так интересно, как может показаться.
- Ты устроилась на работу? Ты говорила, что хочешь пойти в какую-то фирму.
- Да, я была на одном собеседовании, но…
- Но…
- Но им, видимо, важнее свои родственники, чем талантливые люди. Наверное, это прозвучит довольно самодовольно, но мои работы, которые я принесла к ним, были во много раз лучше других.
- Я ни сколько не сомневаюсь в твоем художественном таланте! Они настоящие идиоты, раз не взяли тебя. И чем же ты сейчас живешь?
- Я продаю свои картины на своем старом месте, где и всегда, но сейчас все мои счета оплачивает Вирджиния. Ты же помнишь, что она уже совершеннолетняя и полностью владеет своим огромным наследством. на еще продала ваш особняк, который все это время пустовал. Сейчас живет в своей квартире в Сити. Как я не пыталась ее убедить, что ей совсем необязательно оплачивать мои счета, она повторяла одно и то же из раза в раз: «Я уже достаточно взрослая, чтобы тратить деньги туда, куда мне заблагорассудится». Прямо как ты, помнишь?
- Да, - на моем лице появилась глупая улыбка. – Мне тогда было всего десять лет, а я заработала свой первый фунт. Его дала мне миссис Тинт, за то, что я помогла посадить в ее дворе маленькие кусты красных роз. Я еще помню, как хвастала перед тобой, а наш папа тогда отругал меня за это.
- Да! Было дело, - сказала она и наступила секундная пауза. – Вирджиния выходит замуж.
- Что?! – удивилась я. – Как? За кого?
- За мистера Хьюго Харриса, - Френи скривила лицо.
- Почему ты скорчилась? Он плохой? Пьяница? Наркоман? – задавала я вопросы.
- Нет. Он очень положительный. Но это в нем и отталкивает. Он отличный сын родителей, вся его семья юристы. Хьюго не исключение. Он и его младший брат адвокаты. Не давно окончили Кембридж. Богат и влиятелен в свои годы.
- Где же Джина с ним познакомилась? – удивленно спрашивала я.
- В Кембридже. Она училась тогда на первом курсе, а он на последнем. Ты представляешь, эти отношения она скрывала и от меня! А тут пришла и заявила такое, представляешь?!
- Я надеюсь, что она будет счастлива с мистером Харрисом, - сказала я, а потом глубоко вздохнула. – Как бы мне хотелось быть рядом с ней в самый ответственный момент в ее жизни. Как бы мне хотелось видеть, как она идет к алтарю, как она улыбается. Фотографии никогда не передадут того, что передает жизнь.
Френи загадочно улыбнулась.
- Знаешь, что сказал мне твой доктор?
- Чарльз? И что же сказал эта старая машина психотерапии? – если бы мои руки были свободны, я бы непременно скрестила их на груди.
- Он сказал, что ты идешь на поправку. Возможно, ты скоро выйдешь отсюда.
- Не может быть! – я не верила своим ушам. – А как на счет полиции? Что они говорят?
- Твой срок закончился в этом месяце, - Френи улыбнулась так, словно это ее должны были вот-вот выпустить отсюда после пятнадцатилетнего заключения.
- Значит, я окажусь по ту сторону этих стен? – слезы подступили, и голос дрожал. – Значит, я скоро увижу Вирджинию?
- На счет первого могу точно сказать «да»! А вот…
- Да, - поджала я губы. – Разве я могу рассчитывать на ее доброту и любовь, после того, что я совершила – убила ее отца и лишила матери. Я еще и тебе жизнь подпортила. Вместо того чтобы жить нормально, ты бегала по детским психологам вместе с Джиной.
- О чем ты говоришь?! – Френи наклонилась ко мне. – Джина для меня настоящий подарок! Она просто чудо!
Я улыбнулась. Приятно слышать о своей дочери такие добрые слова. Годы любви, которых я лишилась, из-за чего? Из-за всплеска эмоций, которые должна была сохранить в себе.
- Не переживай, - улыбнулась Френсис. – Все наладится, как только ты выйдешь отсюда. Первое время поживешь у меня, а потом мы подыщем тебе что-нибудь.
- А чем я буду жить? На прежнюю работу меня, естественно, не пустят. А больше я ничего не умею.
- Я же говорю, что-нибудь придумаем. Проблемы надо решать по мере их поступления, - Френи сказала свою любимую фразу. Она всегда жила одним днем и никогда не думала о будущем. Легкомысленная и беззаботная художница.
- Время кончилось! – строго сказал один из санитаров.
- Позвони, когда тебя выпустят, я сразу примчусь сюда и заберу тебя, хорошо? – сказала на прощание Френи.
- Конечно! Кроме тебя и Джины у меня никого нет, - сказала ей я, а санитары подняли меня со стула за плечи и уволокли в мою белоснежную темницу.
Когда с меня сняли смирительную рубашку в моей палате, я почувствовала, как руки затекли. Они начали пульсировать от поступающей крови в сосуды. Я присела на кровать. Значит, я скоро отсюда выйду. Готова поспорить, Френи не должна была мен об этом говорить. Такие вещи сообщает врач лично больному.
Как я и подумала, ровно через час с четвертью после ухода Френи пришел врач Чарльз. Мой бывший начальник, глава Бетлема. Время было безжалостно над ним. Уже седой, с глубокими морщинами на лбу и кучей мелких мимических в уголках глаз и возле рта, с керамическими зубами во рту. Он всем говорил, что это настоящие, но разве в шестьдесят лет у людей зубы сверкают идеальной белизной?
- Добрый день, Линда, - поздоровался он через прозрачную стену, разделяющую нас. Чарльз сел на стул, который поднесла медсестра, и достал из кармана маленький блокнотик. – Как твое самочувствие?
- Добрый, Чарльз, - я подошла ближе к преграде. – Извини, что я в таком виде, -указала на свой халат. – Не ожидала, что ты придешь, а то переоделась бы.
Чарльз рассмеялся кашляющим смехом.
- Раз ты шутишь, значит, хорошее настроение. Как ты поговорила с сестрой? Ваши отношения за столько лет не изменились. Ты этому рада? Что ты чувствуешь, когда она приходит к тебе?
- Я довольно мило поговорила с ней. Узнала, что моя дочь выходит замуж. Я за нее очень рада, но надеюсь, что она делает правильный выбор. Но меня огорчило то, что Френсис не взяли в одно дизайнерское агентство. Она так старается, а никто не видит этого кроме меня.
- Хорошо, а что ты думаешь на счет своей дочери Вирджинии? Она уже взрослая, но ни разу не пришла к тебе сюда. А ведь прошло уже пятнадцать лет, - Чарльз прищурил глаза.
- Вот именно, Чарльз! Она уже взрослая и сама вправе решать, что ей нужно в этой жизни. И будет сама исправлять ошибки, которые будет допускать. Джина у меня умница. Учится в Кембридже.
- А на кого она учится?
- На… - я замерла на следующих словах. – На психиатра.
- Не боишься, что она повторит твою судьбу?
Чарльз испытывает меня. Главное не поддаться!
- Нет, - сдержанно ответила я. – Думаю, она не повторит мою судьбу. Джина не такая как я, нет!
- Хм, - Чарльз поднял брови и записал у себя что-то в блокноте.
Я прошла его тест на самоконтроль. Выдержала его психологическую атаку.
- Думаю, что тебе пора выходить отсюда, - тихо сказал он.
- Что? – я изобразила удивление.
- Последние анализы и результаты тестов показали, что твое психическое состояние пришло в норму.
- Так значит, я скоро выйду? – я подошла ближе к стеклу.
- Да, - Чарльз встал со стула. – К завтрашнему дню я подготовлю все твои документы, и мы распрощаемся.
- Ты наверняка рад, что избавишься от такой пациентки как я?
- Возможно, но с тобой было очень интересно.
- В каком это смысле? – я сдвинула брови.
- Просто ты довольно часто «подтасовывала» результаты своими уловками. Мне нравилось читать тебя через закрытую обложку. Это как бы профессиональный интерес. Ты поймешь меня.
- Ах ты старый пройдоха, - я широко улыбнулась, а он вновь засмеялся кашляющим смехом. – Почему же ты не сдал меня, как честный гражданин?
- Потому, что ты хороший человек внутри. И то, что терпела столько лет издевательства мужа, не каждый сможет пережить и неделю. Тебя есть за что уважать, Линда. И за твой профессионализм. За пятнадцать лет не нашлось достойного кандидата на твое место.
- Спасибо, Чарльз.
- Но ты должна понять меня, Линда. Я не смогу тебя взять на работу после…
- О, конечно, я все прекрасно понимаю.
- Ну, что, завтра встретимся в моем кабинете?
- Да, - я кивнула. – Ты не мог бы связаться с моей сестрой? Пусть приедет завтра и привезет мне какую-нибудь одежду. Не думаю, что сейчас модно то, что носили пятнадцать лет назад.
- Не проблем, я позвоню ей. Она принесла мне на ленч такие вкусные пончики, - он похлопал себе по животу.
- Ты падок на жирную пищу, - пометила я.
- Всегда так было и будет. Ладно, мне пора к другим пациентам, у которых дела обстоят не так хорошо, как у тебя. До встречи.
- До встречи завтра, - я помахала ему рукой и вернулась к себе на кровать, а он ушел вперед по коридору.
Завтра я, наконец, покину это место. Завтра начнется новая жизнь. Я хочу, чтобы Джина простила меня. Хочу, чтобы она была рядом со мной. Хочу быть счастливой.
Лондон. Город, прозванный «The Big Smoke» из-за гадкого, отвратительного смока над ним. Люди, полные желчи и грязи живут здесь. Они снуют по улицам и даже не понимают, что всё, чем они занимаются, чем живут не более чем ложь. Знаменитые личности в культурных и высших кругах Лондона, – пьяницы, развратники, опустившиеся бездельники, закоренелые лицемеры и воры. Пора называть всё своими именами, пора всем узнать, кто есть кто в этом мире. Люди сами создают вокруг себя мир, похожий на ад, наполненный злобой, пьянством и ложью, а когда начинают гореть, сокрушаются и винят всех, кроме самих себя!
В моей жизни нет никого виновного, кроме меня. Я, Линда Купер, безжалостная убийца. Но я убила не из своей прихоти. Они это заслужили. Мой муж… точнее теперь уже бывший муж со своей очередной любовницей забавлялись у нас дома. В течение многих лет я терпела его измены, его побои, его диктаторские замашки. А когда родилась Вирджиния, думала, что всем моим бедам, всем слезам, пролитым в подушку, всему этому придет конец. Но это было не так.
Очередной день. Приготовила завтрак, проводила Уоррена на работу. Моя Джина еще спит. Я тихонько пробралась к ней в комнату, чтобы полюбоваться на ее тихий сон младенца. Но ей уже пять лет. Она взрослая девочка. Психика человека начинает закладываться именно в этом возрасте. Вся ее дальнейшая жизнь будет зависеть от того, как пройдет ее детство. Поэтому я всё еще живу с ее отцом. Для нее мы любящие друг друга мама и папа. Но на самом деле все совсем по-другому.
Звонок в дверь. Это няня. Сегодня мне необходимо было быть на работе из-за одного нового, шибко буйного пациента. Я приняла у себя женщину лет сорока, а сама уехала в больницу, не дождавшись, когда проснется Джина. Я довольно часто вызывала эту няню, так как Джина, после встреч с ней, не ухудшалась в развитии, а даже наоборот. Уже в свои пять лет она знала алфавит и пробовала писать.
Бетлем находился не далеко от моего дома, поэтому добралась я до него быстро. Идеальная чистота царила в этом месте. Здесь лечились очень знаменитые люди, художники чаще всех.
В приемной никого не было – Дженифер (мой секретарь) все время опаздывала. Но я ее не виню – живет уж больно далеко от Сити. Я самостоятельно нашла дело, заведенное на больного. Диагноз – шизофрения. Мне стало всё ясно и, надев белый халат, я пошла искать его палату.
Повсюду стояли суровые санитары, каждый из которых здоровались со мной. Я подошла к одной палате. Так как одна стена была полностью из непробиваемого стекла, мне было прекрасно видно, кто сидел в этой палате и чем занимался. Человек, одетый в стандартную одежду больного, беспокойно ходил из угла в угол.
- Мистер Джонс? – позвала я его, а он резко повернул голову и подскочил к стеклу.
- Это Вы здесь доктор? – спросил он меня, а я кивнула в ответ. – Меня здесь держат по ошибке! Я здоров! Я совершенно здоров!
- Давайте не будем так кричать, - спокойно сказала я, а в это время один из санитаров поднес мне стул, чтоб я могла сесть. Открыла дело и посмотрела на мистера Джонса: - Лучше поговорим о вашей семье. Кем вы были для своей семьи?
Пациент мгновенно успокоился от моего ненавязчиво тона и присел на холодный пол у себя в палате. Мы довольно долго беседовали с ним, а я конспектировала все, что он говорил. Как сказала уже, психика складывается в возрасте пяти лет. Мистер Джонс в этом возрасте оказался среди тех, кто его бил и ненавидел. Нет, это были не его родители. Это была его няня, которая вместо того, чтобы играть с ребенком в развивающие игры, изо дня в день запирала его в комнате, чтобы тот не мешал ей заниматься своими делами.
- Но доктор! Я совершенно здоров! – говорил он мне. – Это все козни моей сестры, которая просто хочет получить наследство.
- Вот и чудесно, - улыбнулась я. – Зачем, спрашивается, держать здесь человека, который здоров? Не имею представления! Тогда давайте заключим с Вами договор. Вы пройдете все тесты, которые приготовлены для Вас и которые скоро принесет медсестра. На этих тестах выяснится, что Вы здоровы, и я сама лично открою эту палату и провожу Вас до двери. Хорошо?
- Да! – уверенно сказал больной.
Я попрощалась с ним и пошла в свой кабинет. В приемной уже сидела Дженифер.
- Здравствуйте, миссис Купер, - она встала со своего места. – Вы были у пациента из палаты семьдесят шесть?
- Да, - просто ответила я и протянула ей его дело. – Приготовь, пожалуйста, все тесты для шизофреников. В течение часа с ним говорила. У меня нет ни малейшего сомнения, что он болен. Во время разговора он непоследовательно рассказывал свою историю, хаотичность мыслей, странные позы, в которых он несколько раз замирал. Но мы должны знать наверняка. Дай мне телефоны его родственников, я должна поговорить и с ними тоже.
День прошел как обычно. Дженифер прошла с ним все тесты. Как я и думала, он болен. Его родные приехали днем. После разговора с ними, его диагноз еще раз подтвердился. Шизофрения передалась мистеру Джонсу по наследству от его деда.
Биг Бен не успел пробить шесть часов, как я была уже дома. Стояла какая-то странная тишина. Обычно, ближе к вечеру, когда я возвращалась с работы домой, моя дочка летела ко мне навстречу и прыгала ко мне на руки.
- Джина? – позвала я дочь. В ответ была все та же тишина. – Вирджиния?
Я бросила сумку у входа и быстрым шагом поднялась по лестнице, а затем направилась в спальню к дочери. Я подергала ручку двери. Почему она закрыта?
- Джина, ты здесь? – снова позвала дочь.
Из комнаты донеслось жалкие всхлипывания. Я поняла, что Джина там. Ключи от всех комнат в доме всегда были у меня в сумке. Сумка на полу у входа. Я мигом помчалась туда, но, только взяв сумку в руки, поняла, что мои ключи остались на моем рабочем столе в Бетлеме.
Мне ничего не оставалось, как схватить топор, лежавший в кладовке, и вырубить замок из двери. Самое главное не напугать Джину.
- Вирджиния, ты меня слышишь? – спросила я, в ответ прозвучало слабенькое «да». – Не пугайся! Я сейчас открою дверь, и ты выйдешь. Не будешь плакать?
- Нет, - ответила Джина.
Я с силой ударила топором по двери. Он вошел глубоко, и было довольно трудно вытащить его обратно. Еще несколько ударов, и замок просто развалился на части. Я бросила топор около двери и заскочила в комнату. Джина была привязана тугим узлом к батарее.
- Мама, мама! – плакала она и тянула ко мне свои маленькие ручки.
Я быстро развязала ее и крепко обняла.
- Кто тебя привязал? Где миссис Грей, где твой папа? – засыпала я свою малышку вопросами.
- Миссис Грей сказала, что я плохо себя вела и должна быть наказана! – Джина надула губки.
- А откуда у миссис Грей ключи от комнаты?
- Папа дал. А потом ушел с няней.
Теперь мне все стало ясно. Значит, он променял собственную дочь на утехи с миссис Грей. Ярость и злоба переполняли меня. Столько лет измен, столько лет предательства. И на все это я закрывала глаза, только чтоб у Джины было нормальное детство. Но сейчас Уоррен превзошел самого себя. Теперь страдала не только я, но и маленькая Вирджиния. Слезы подступали и жгли горло.
- Давай сейчас поиграем в прятки, - предложила я Джине. – Спрячься так, чтоб я не смогла тебя найти.
- Хорошо, только не подглядывай! – Джина пригрозила мне пальцем.
- Не буду, - ответила я и отвернулась. – Раз, два…
Джина выбежала и умчалась в ванную – она всегда там пряталась. Я вышла из комнаты и, схватив топор, пошла на третий этаж. Я ворвалась в собственную спальню и набросилась на них обоих.
Разделывать человека на кусочки – это как разделывать огромную тушу коровы или свиньи. Ощущаешь себя сильнее и могущественнее жертвы. Кровь прыскала мне в лицо и попадала в широко открытый рот, откуда доносился ужасающий вопль. Вся моя одежда была пропитана темно-красной густой жидкостью. Говорят, что звук рвущейся бумаги успокаивает. Нет. Крики умирающей жертвы успокаивают еще больше. И не просто жертвы, а морального убийцы. Всесильный Уоррен и его подружка были разделаны точно поросята.
Когда мне стало ясно, что они оба мертвы, я бессильно упала на пол и заплакала. Но долго это не продлилось, так как скучающая любопытная Вирджиния вот-вот выйдет из ванной. Я накинула на окровавленную одежду халат и помыла лицо и руки в своей ванной. Пока кровь стекала рекой в раковину, до меня стало доходить, что я сделала. Освободила себя и Вирджинию от тирана и диктатора – вот что! Все тело тряслось от испытанного ужаса. Рвота подступила. Меня стошнило в раковину.
Я выскочила из спальни и закрыла ее. Пока я спускалась с лестницы, Джина вышла из ванной, как я и предполагала, и подошла к лестнице.
- А я выиграла! – она показала мне язык. – Ты не смогла меня найти.
- Очень, хорошо, - возбужденно ответила я. – Сегодня ты поедешь к тете Френи. Так нужно.
- А ты? – спросила она меня.
- И я тоже поеду. Давай же, беги, собирай игрушки! – после этих слов Джина радостно побежала к себе.
Я позвонила Френсис и рассказать ей все. Френи была не только моей сводной сестрой, но и лучшей подругой. В том состоянии, в котором я находилась сейчас, просто не возможно вести машину. Френи приехала так быстро, как смогла.
Как это ни странно, но Скотланд-Ярд работает быстро. На следущий же день, когда сотрудники Уоррена хватились его на работе, меня забрали на допрос, на котором предъявили все обвинения в мою сторону. Отпираться было бессмысленно. Единственное, что было в моих – это доказать то, что я была невменяема и действовала в состоянии аффекта. Врачи провели надо мной ряд тестов и пришли к всеобщему мнению, что вместо тюрьмы я должна получить пятнадцатилетний срок больнице для душевно больных.
Вот так врачи-психиатры становятся пациентами у себе подобных. Бетлемская королевская больница, первоначальное название - госпиталь святой Марии Вифлеемской, психиатрическая больница в Лондоне. Находится в центре города возле Тауэра.
Здесь каждый день со мной беседовали мои друзья психиатры. Я знала все приемы воздействия на психически нездорового человека, которые они пытались применить на мне. Но у них ничего не выходило, потому что я здорова. Иногда мне приходилось притворяться, ибо меня могли засадить в тюрьму за убийство, кое я совершила.
Однажды я укусила медбрата, который попытался поставить мне укол с успокоительным. Санитары быстро скрутили меня и надели смирительную рубашку. Я прекрасно знаю, куда они потащили. В отделение нервно-сенсорной изоляции. Уже через месяц такой изоляции больной не может вспомнить свое имя, не то, что назвать место, где он находится.
Белая комната без окон и с одной дверью. Потолки высокие. В углах подвешены камеры видео-наблюдения. Стены и пол, обиты мягким материалом, чтобы я, если захочу убить себя, разбежавшись и ударившись об стену, не смогла этого сделать. Здесь нет ни кровати, ни подушки, ни одеяла. Спишь просто на мягком полу. Свет горит в этой комнате и день, и ночь. Его не выключают специально, чтобы больной не знал какое сейчас время суток. Поскольку из еды, в маленькое окошечко в двери, подают одно и то же – странную светло-коричневую жидкость, напоминающую суп – я не знаю какое сейчас время суток.
Здесь нет звуков, нет признаков жизни. Здесь твой мозг начинает гнить. Здесь даже нормальные люди сходят с ума, не то, что душевно больные. Я знаю, что самое главное не переставать думать, не переставать говорить. Я пою свои любимые песни, танцую. Но иногда я плачу. Моя дочь осталась и без отца, и без матери. Теперь у нее есть только тетушка Френи, которая ее очень любит.
- Я люблю тебя, Вирджиния, - говорю самой себе, чтобы не забыть, что такое любовь.
Не знаю, сколько прошло времени с того дня, когда меня поместили сюда, но когда я увидела людей, не могла поверить своим глазам. Мне показалось, что я впервые вижу человека. На меня надели смирительную рубашку и вывели из этой тюрьмы. Меня повели обратно в мою палату, где стояла одна кровать, привинченная к полу. Дверь и одна стена были полностью прозрачны – сделаны из непробиваемого стекла.
Сейчас я сижу здесь и слышу, как по ночам в соседних палатах раздается холодящий душу смех. Здесь я провела все пятнадцать лет своего заключения.
В моей жизни нет никого виновного, кроме меня. Я, Линда Купер, безжалостная убийца. Но я убила не из своей прихоти. Они это заслужили. Мой муж… точнее теперь уже бывший муж со своей очередной любовницей забавлялись у нас дома. В течение многих лет я терпела его измены, его побои, его диктаторские замашки. А когда родилась Вирджиния, думала, что всем моим бедам, всем слезам, пролитым в подушку, всему этому придет конец. Но это было не так.
___
Очередной день. Приготовила завтрак, проводила Уоррена на работу. Моя Джина еще спит. Я тихонько пробралась к ней в комнату, чтобы полюбоваться на ее тихий сон младенца. Но ей уже пять лет. Она взрослая девочка. Психика человека начинает закладываться именно в этом возрасте. Вся ее дальнейшая жизнь будет зависеть от того, как пройдет ее детство. Поэтому я всё еще живу с ее отцом. Для нее мы любящие друг друга мама и папа. Но на самом деле все совсем по-другому.
Звонок в дверь. Это няня. Сегодня мне необходимо было быть на работе из-за одного нового, шибко буйного пациента. Я приняла у себя женщину лет сорока, а сама уехала в больницу, не дождавшись, когда проснется Джина. Я довольно часто вызывала эту няню, так как Джина, после встреч с ней, не ухудшалась в развитии, а даже наоборот. Уже в свои пять лет она знала алфавит и пробовала писать.
Бетлем находился не далеко от моего дома, поэтому добралась я до него быстро. Идеальная чистота царила в этом месте. Здесь лечились очень знаменитые люди, художники чаще всех.
В приемной никого не было – Дженифер (мой секретарь) все время опаздывала. Но я ее не виню – живет уж больно далеко от Сити. Я самостоятельно нашла дело, заведенное на больного. Диагноз – шизофрения. Мне стало всё ясно и, надев белый халат, я пошла искать его палату.
Повсюду стояли суровые санитары, каждый из которых здоровались со мной. Я подошла к одной палате. Так как одна стена была полностью из непробиваемого стекла, мне было прекрасно видно, кто сидел в этой палате и чем занимался. Человек, одетый в стандартную одежду больного, беспокойно ходил из угла в угол.
- Мистер Джонс? – позвала я его, а он резко повернул голову и подскочил к стеклу.
- Это Вы здесь доктор? – спросил он меня, а я кивнула в ответ. – Меня здесь держат по ошибке! Я здоров! Я совершенно здоров!
- Давайте не будем так кричать, - спокойно сказала я, а в это время один из санитаров поднес мне стул, чтоб я могла сесть. Открыла дело и посмотрела на мистера Джонса: - Лучше поговорим о вашей семье. Кем вы были для своей семьи?
Пациент мгновенно успокоился от моего ненавязчиво тона и присел на холодный пол у себя в палате. Мы довольно долго беседовали с ним, а я конспектировала все, что он говорил. Как сказала уже, психика складывается в возрасте пяти лет. Мистер Джонс в этом возрасте оказался среди тех, кто его бил и ненавидел. Нет, это были не его родители. Это была его няня, которая вместо того, чтобы играть с ребенком в развивающие игры, изо дня в день запирала его в комнате, чтобы тот не мешал ей заниматься своими делами.
- Но доктор! Я совершенно здоров! – говорил он мне. – Это все козни моей сестры, которая просто хочет получить наследство.
- Вот и чудесно, - улыбнулась я. – Зачем, спрашивается, держать здесь человека, который здоров? Не имею представления! Тогда давайте заключим с Вами договор. Вы пройдете все тесты, которые приготовлены для Вас и которые скоро принесет медсестра. На этих тестах выяснится, что Вы здоровы, и я сама лично открою эту палату и провожу Вас до двери. Хорошо?
- Да! – уверенно сказал больной.
Я попрощалась с ним и пошла в свой кабинет. В приемной уже сидела Дженифер.
- Здравствуйте, миссис Купер, - она встала со своего места. – Вы были у пациента из палаты семьдесят шесть?
- Да, - просто ответила я и протянула ей его дело. – Приготовь, пожалуйста, все тесты для шизофреников. В течение часа с ним говорила. У меня нет ни малейшего сомнения, что он болен. Во время разговора он непоследовательно рассказывал свою историю, хаотичность мыслей, странные позы, в которых он несколько раз замирал. Но мы должны знать наверняка. Дай мне телефоны его родственников, я должна поговорить и с ними тоже.
День прошел как обычно. Дженифер прошла с ним все тесты. Как я и думала, он болен. Его родные приехали днем. После разговора с ними, его диагноз еще раз подтвердился. Шизофрения передалась мистеру Джонсу по наследству от его деда.
Биг Бен не успел пробить шесть часов, как я была уже дома. Стояла какая-то странная тишина. Обычно, ближе к вечеру, когда я возвращалась с работы домой, моя дочка летела ко мне навстречу и прыгала ко мне на руки.
- Джина? – позвала я дочь. В ответ была все та же тишина. – Вирджиния?
Я бросила сумку у входа и быстрым шагом поднялась по лестнице, а затем направилась в спальню к дочери. Я подергала ручку двери. Почему она закрыта?
- Джина, ты здесь? – снова позвала дочь.
Из комнаты донеслось жалкие всхлипывания. Я поняла, что Джина там. Ключи от всех комнат в доме всегда были у меня в сумке. Сумка на полу у входа. Я мигом помчалась туда, но, только взяв сумку в руки, поняла, что мои ключи остались на моем рабочем столе в Бетлеме.
Мне ничего не оставалось, как схватить топор, лежавший в кладовке, и вырубить замок из двери. Самое главное не напугать Джину.
- Вирджиния, ты меня слышишь? – спросила я, в ответ прозвучало слабенькое «да». – Не пугайся! Я сейчас открою дверь, и ты выйдешь. Не будешь плакать?
- Нет, - ответила Джина.
Я с силой ударила топором по двери. Он вошел глубоко, и было довольно трудно вытащить его обратно. Еще несколько ударов, и замок просто развалился на части. Я бросила топор около двери и заскочила в комнату. Джина была привязана тугим узлом к батарее.
- Мама, мама! – плакала она и тянула ко мне свои маленькие ручки.
Я быстро развязала ее и крепко обняла.
- Кто тебя привязал? Где миссис Грей, где твой папа? – засыпала я свою малышку вопросами.
- Миссис Грей сказала, что я плохо себя вела и должна быть наказана! – Джина надула губки.
- А откуда у миссис Грей ключи от комнаты?
- Папа дал. А потом ушел с няней.
Теперь мне все стало ясно. Значит, он променял собственную дочь на утехи с миссис Грей. Ярость и злоба переполняли меня. Столько лет измен, столько лет предательства. И на все это я закрывала глаза, только чтоб у Джины было нормальное детство. Но сейчас Уоррен превзошел самого себя. Теперь страдала не только я, но и маленькая Вирджиния. Слезы подступали и жгли горло.
- Давай сейчас поиграем в прятки, - предложила я Джине. – Спрячься так, чтоб я не смогла тебя найти.
- Хорошо, только не подглядывай! – Джина пригрозила мне пальцем.
- Не буду, - ответила я и отвернулась. – Раз, два…
Джина выбежала и умчалась в ванную – она всегда там пряталась. Я вышла из комнаты и, схватив топор, пошла на третий этаж. Я ворвалась в собственную спальню и набросилась на них обоих.
Разделывать человека на кусочки – это как разделывать огромную тушу коровы или свиньи. Ощущаешь себя сильнее и могущественнее жертвы. Кровь прыскала мне в лицо и попадала в широко открытый рот, откуда доносился ужасающий вопль. Вся моя одежда была пропитана темно-красной густой жидкостью. Говорят, что звук рвущейся бумаги успокаивает. Нет. Крики умирающей жертвы успокаивают еще больше. И не просто жертвы, а морального убийцы. Всесильный Уоррен и его подружка были разделаны точно поросята.
Когда мне стало ясно, что они оба мертвы, я бессильно упала на пол и заплакала. Но долго это не продлилось, так как скучающая любопытная Вирджиния вот-вот выйдет из ванной. Я накинула на окровавленную одежду халат и помыла лицо и руки в своей ванной. Пока кровь стекала рекой в раковину, до меня стало доходить, что я сделала. Освободила себя и Вирджинию от тирана и диктатора – вот что! Все тело тряслось от испытанного ужаса. Рвота подступила. Меня стошнило в раковину.
Я выскочила из спальни и закрыла ее. Пока я спускалась с лестницы, Джина вышла из ванной, как я и предполагала, и подошла к лестнице.
- А я выиграла! – она показала мне язык. – Ты не смогла меня найти.
- Очень, хорошо, - возбужденно ответила я. – Сегодня ты поедешь к тете Френи. Так нужно.
- А ты? – спросила она меня.
- И я тоже поеду. Давай же, беги, собирай игрушки! – после этих слов Джина радостно побежала к себе.
Я позвонила Френсис и рассказать ей все. Френи была не только моей сводной сестрой, но и лучшей подругой. В том состоянии, в котором я находилась сейчас, просто не возможно вести машину. Френи приехала так быстро, как смогла.
Как это ни странно, но Скотланд-Ярд работает быстро. На следущий же день, когда сотрудники Уоррена хватились его на работе, меня забрали на допрос, на котором предъявили все обвинения в мою сторону. Отпираться было бессмысленно. Единственное, что было в моих – это доказать то, что я была невменяема и действовала в состоянии аффекта. Врачи провели надо мной ряд тестов и пришли к всеобщему мнению, что вместо тюрьмы я должна получить пятнадцатилетний срок больнице для душевно больных.
___
Вот так врачи-психиатры становятся пациентами у себе подобных. Бетлемская королевская больница, первоначальное название - госпиталь святой Марии Вифлеемской, психиатрическая больница в Лондоне. Находится в центре города возле Тауэра.
Здесь каждый день со мной беседовали мои друзья психиатры. Я знала все приемы воздействия на психически нездорового человека, которые они пытались применить на мне. Но у них ничего не выходило, потому что я здорова. Иногда мне приходилось притворяться, ибо меня могли засадить в тюрьму за убийство, кое я совершила.
Однажды я укусила медбрата, который попытался поставить мне укол с успокоительным. Санитары быстро скрутили меня и надели смирительную рубашку. Я прекрасно знаю, куда они потащили. В отделение нервно-сенсорной изоляции. Уже через месяц такой изоляции больной не может вспомнить свое имя, не то, что назвать место, где он находится.
Белая комната без окон и с одной дверью. Потолки высокие. В углах подвешены камеры видео-наблюдения. Стены и пол, обиты мягким материалом, чтобы я, если захочу убить себя, разбежавшись и ударившись об стену, не смогла этого сделать. Здесь нет ни кровати, ни подушки, ни одеяла. Спишь просто на мягком полу. Свет горит в этой комнате и день, и ночь. Его не выключают специально, чтобы больной не знал какое сейчас время суток. Поскольку из еды, в маленькое окошечко в двери, подают одно и то же – странную светло-коричневую жидкость, напоминающую суп – я не знаю какое сейчас время суток.
Здесь нет звуков, нет признаков жизни. Здесь твой мозг начинает гнить. Здесь даже нормальные люди сходят с ума, не то, что душевно больные. Я знаю, что самое главное не переставать думать, не переставать говорить. Я пою свои любимые песни, танцую. Но иногда я плачу. Моя дочь осталась и без отца, и без матери. Теперь у нее есть только тетушка Френи, которая ее очень любит.
- Я люблю тебя, Вирджиния, - говорю самой себе, чтобы не забыть, что такое любовь.
Не знаю, сколько прошло времени с того дня, когда меня поместили сюда, но когда я увидела людей, не могла поверить своим глазам. Мне показалось, что я впервые вижу человека. На меня надели смирительную рубашку и вывели из этой тюрьмы. Меня повели обратно в мою палату, где стояла одна кровать, привинченная к полу. Дверь и одна стена были полностью прозрачны – сделаны из непробиваемого стекла.
Сейчас я сижу здесь и слышу, как по ночам в соседних палатах раздается холодящий душу смех. Здесь я провела все пятнадцать лет своего заключения.